Михайлова Е. Безотцовщина

Хорошие статьи, имеющие косвенное отношение к психодраме

Сообщение Павел Корниенко 10 ноя 2009, 20:11

Глава из книги Екатерины Михайловой «Вчера наступает внезапно. Психодрама и культура повседневности».
Текст размещен на сайте http://psihodrama.ru/ с разрешения издателя.
Предисловие к этой книге можно прочитать тут: http://klacc.ru/yesterday-km/

Екатерина Михайлова

«Безотцовщина»: что случилось и продолжает случаться с «фигурой отца»*


Щекой прижавшись к шинели отца –
вот так бы и жить.
Вот так бы и жить – никому не служить,
заботы забыть, полномочья сложить,
и все попеченья навек отложить,
и глупую гордость самца.
Вот так бы и жить.

На стриженом жалком затылке своем
ладонь ощутить.
Вот так быть любимым, вот так бы любить
и знать, что простит, что всегда защитит,
что лишь понарошку ремнем он грозит,
что мы не умрем…


Тимур Кибиров



Мой первый зав.отделением Марк Ефимович в первый день работы наставлял меня, молодого специалиста, так: «Теперь что касается нашего Шефа, кхм. Этот человек будет говорить Вам такое, что возникнет желание немедленно пойти застрелиться. Просто, кхм, чтобы сохранить остатки самоуважения. Разумеется, Вы не застрелитесь. Не из чего и незачем, кхм. Но я Вас совершенно серьезно предупреждаю: это обязательно будет. Ужасные, оскорбительные вещи, никак – я подчеркиваю, никак! – не связанные с тем, что Вы делали или не делали, и вообще с Вами. Бред! Чушь! Что нужно, чтобы это пережить? Все время помнить: „Папа – сумасшедший”».

Вот так почти тридцать лет назад была сформулирована странная, но в высшей степени полезная мысль, позволяющая выдерживать бесконечные заходы сошедшей с рельс «фигуры отца». Патриархальной, стало быть, власти и авторитета.

Что же случилось с этой самой «фигурой» – или, возможно, что сделало ее кажущееся безумие самым правильным способом адаптации к миру, а вызывающую оторопь «дурь» – типичным, узнаваемым способом реализации традиционных патриархальных ценностей? Позволю себе еще одно отступление – во времена не столь дальние.

Уже в девяностые годы, когда все закачалось, посыпалось, перевернулось, но зато и ожило, – работала я в славном городе Эн. Учебная группа, все больше врачи да психологи; психодрама, социодрама, ролевой тренинг. Попросила однажды вспомнить какую-нибудь цитату из профессионального текста, которая по каким-то причинам «цепляет» лично, вызывает явные и отчетливые чувства. Для работы – то есть для разыгрывания и «интерпретации действием» – группа выбрала фразу из статьи об особенностях личности и жизненного пути так называемых взрослых детей алкоголиков.

Говорилось в той цитате, что им «трудно строить вероятностные прогнозы, а стало быть, и планировать; их отношения с миром и людьми часто хаотичны из-за неясной им самой невозможности оставаться в изменяющихся отношениях, не разрывая их, – то есть выдерживать напряжение неопределенности». (Оно и понятно: уж слишком нахлебались они этой неопределенности в том возрасте, когда человек перед нею бессилен: все, что будет или не будет происходить в доме, зависит от того, каким сегодня явится папа. Будущее дальше сегодняшнего вечера и подавно планировать невозможно, да и не стоит: что это дает, кроме боли?)

В той группе, что важно, было не так уж много людей, действительно выросших в дисфункциональных семьях, – не столько, сколько выбрали работу с этой цитатой. Разумеется, появились у нас персонажи: Хаос, Страх Перед Будущим, Постоянное Вранье и остальной набор известных явлений. Все они были уродливые, но поразительно живые и знакомые, прямо-таки родные – с такой легкостью рождались действия и реплики, с таким куражом играли. Группа, что называется, пошла вразнос и отрывалась вовсю – это часто бывает в социодраматической работе с «негативным материалом». И все же что-то тут было еще, какой-то важный оттенок общего, разделяемого понимания: знай, мол, наших, не то еще видали! Врешь – не возьмешь!

Прямо по Довлатову выходило: «В борьбе с абсурдом так и надо действовать. Реакция должна быть столь же абсурдной. А в идеале – полное помешательство». «Родня» в лице дисфункциональных паттернов гуляла вовсю, а единственный настоящий монстр в той работе был персонаж – кто бы вы думали? – «Здоровые Зрелые Отношения». Как раз те, которые «недоступны взрослым детям алкоголиков». Это было что-то вроде механических игрушек, тупо обменивающихся рукопожатиями, и походило на уже подзабытый плакат «Мир – Труд – Май»: оптимистические зомби с улыбками, которые обычно у нас называют американскими. И как можно сожалеть о том, что тебе это недоступно, когда «это» – явная лажа, в пределах видимости люди так не живут; ты еще про «уверенность в завтрашнем дне» вспомни, ага...

Доиграли. Шеринг: на фоне догорающего куража враз потемневшие лица, сильные чувства «всмятку» – стыд, привычный страх, привычная же надежда, гнев непонятно на кого, море печали и в какой-то момент возникающий эмоциональный «блок»: все это вместе не распутать, не удержать, лучше уж совсем не чувствовать. Неписаные правила многих алкогольных семей – «не доверяй, не чувствуй, молчи». Что же это в них такое знакомое... Да, конечно: «Не верь, не бойся, не проси» – покинувшее свой лагерный контекст вместе с прочими «наездами», «понятиями» и «авторитетами». Как ни странно, пропись семейная даже жестче: она требует не только «не бояться» и «не просить», по ней и многие другие чувства и речи неуместны, опасны или просто бессмысленны, ибо безнадежны...

И мы с группой ужасно мучались, пытаясь «разморозить» вот этот привычный эмоциональный блок, возникающий там и тогда, где и когда ждать нечего, верить нельзя, надеяться не на что, – но очень, очень хочется...

Очень хочется, чтобы началась какая-то другая жизнь и можно было полагаться на договоренности, ясно помнить, что было вчера и позавчера, не делать вид, что «все это» не имеет к тебе никакого отношения... Если бы не хотелось так сильно, не было бы так больно, – но все знают, что «хотеть не вредно», а все обещания новой жизни с завтрашнего дня так же искренни и так же лживы, как это было вчера и позавчера. Лучше не вспоминать. Медленно, запинаясь и увязая, разгребали мы этот «завал», уже понимая, – хотя бы по схожести чувств самых разных людей с самым разным семейным прошлым, – что речь идет о чем-то большем, чем «злоупотребляющий алкоголем отец». «Что это все такое, что с нами происходит?» – спросил кто-то. Своего рода «свободной ассоциацией» неожиданно возник странный ответ: люди, а ведь сегодня 22 апреля, ничего себе, мы вроде забыли, но ведь не забыли же на самом деле...

Еще один «дедушка», которого стало удобнее стесняться, но и это не помогло. В конце концов, безопаснее не иметь вообще никаких «отцов и дедов» – кто знает, какими они будут объявлены во время следующего пересмотра «семейной истории». Так что никто ни с кем «в родстве не состоял», не был, не участвовал, нет, прочерк. Ролевые модели «отцовского» поведения – в предельно широком смысле – не только не привлекательны, но и пугающе неадекватны.

Когда многие вполне достойные люди говорят, что на политика такого-то смотреть неловко (противно, невозможно): все врет, вчера говорил другое, позавчера обещал третье, а на самом деле то-то и то-то... В самой этой пристрастности, в горячей краске такого стыда так и слышится очередное разочарование в привидевшейся в который раз «фигуре отца». Может, и хотелось бы уважать и верить – еще как, а толку-то? – но ведь не таким же! А без достойной ролевой модели довольно трудно представить себе, «кем станешь, когда вырастешь», – хоть совсем не становись взрослым.

Большинство сюжетов, касающихся власти и влияния, развиваются в жанре не семейной саги, а черного кино о подростковой шайке: «брат» важнее и опаснее «отца», хотя бы и крестного. «Семья», как и «авторитет», стала словом, нуждающимся в комментариях, – мол, не в том смысле, а в обычном, словарном. Кстати, где в последний раз вы встречали фразу: «Твой отец гордился бы тобой»? Правильно, в «Гарри Поттере». Что тут скажешь?

Тоска по преемственности «по отцовской линии» существует в скрытых и самых причудливых формах. И понятно, что эта самая «линия» подорвана и по-разному пресечена как в конкретной истории реальных семей, так и в символическом пространстве, населенном мифологическими, едва ли не архетипическими фигурами. Редкость, единичность образов достойного отцовства – в реальности они, конечно, есть, но сколько нужно этой реальности, чтобы исцелить последствия травматизации длиной в век? – включает хорошо известный механизм мифологизации далекой, почти сказочной фигуры. Впрочем, и она подводит: «царь-батюшка» подписал отречение, и не этой ли нотой отчаяния покинутых сыновей окрашены многие документы и фольклор белого движения? Канонизировать «екатеринбургского мученика» можно, вернуть надежную отцовскую фигуру – нет.

В замечательной и довольно известной работе «Культура и мир детства» Маргарет Мид говорит о трех типах культуры: постфигуративной, конфигуративной и префигуративной. Если в первой изменения протекают настолько медленно и незаметно, что опыт дедов пригодится внукам, а вторая ориентирована на опыт современников, принадлежащих к данному обществу, то в префигуративных культурах «старшее поколение никогда не увидит в жизни молодых людей своего беспрецедентного опыта». Дети ли враз устремились от этого опыта, отцы ли объявлены не заслуживающими доверия, катастрофические ли события оборвали связь – возник разрыв.

Весь XX век в России можно рассматривать как век префигуративной культуры, но наш «особый путь» к тому же еще накладывал один разрыв на другой. Гибель «отцов» в революции, Гражданской войне, в годы репрессий, в Великой Отечественной; гигантская тень «отца народов», нескладная и неискренняя попытка «подобрать правильных отцов» – вроде приторных встреч ветеранов с молодежью или мертворожденного института «наставничества». Опасный и настойчивый интерес социума к тому, чем занимался такой-то до соответствующего года, достаточно ли хорош «в свете новых решений»... И во все периоды – ориентировка по очередному рубежу «великого перелома» или не столь глобального, но все равно отсчета «по новой»: теперь будет так, как сказано, кто не спрятался, я не виноват.

Историческая правда, вся эта жуткая статистика со множеством нулей – погибшие, репрессированные, без вести пропавшие, «не нашедшие себя в новой жизни», спившиеся и прочие «в списках не значащиеся» – смешивается с мифологической ситуацией сказки наоборот: не сын уходит из Дома за подвигами, лучшей долей и обретением свой взрослой мужской роли – из Дома уходит отец. И хорошо еще, если по бокам не маячат тени конвойных. Когда работаешь с семейной историей, эта удаляющаяся мужская спина, вслед которой несется когда плач, когда проклятия, «выпадает в раскладе» так часто, что становится не жанровой зарисовкой «трудных времен», а метафорой исторического сиротства, покинутости.

«Он говорил, как отец прощался, как его уводили... И в голосе его была открытая боль, что меня поразило, ведь он старше меня и разлука произошла давно, двадцать лет назад, а у меня тринадцать лет назад, но я думал об отце гораздо спокойней. Боли не было, засохла и очерствела рана. А он плакал»**.

Это Трифонов пишет о Твардовском, оба они на сегодняшний день не очень-то читаемые авторы, их опыт тоже оказался «некстати», да не в том дело. Дело в том, как «засохла и очерствела рана».

Разоблачать и призывать к покаянию (как будто к нему обращаются по призыву) – это тоже вполне в традиции: с «чувством глубокого возмущения» по-прежнему все в порядке. «Работа горя» не завершена – а возможно, даже по-настоящему и не начата; оплакивание предполагает признание боли – болью, раны – раной, потери – потерей. Трудно даже представить себе, в какой же форме, в каких ритуалах и за какое время может быть переработана в культуре эта «безотцовщина».

В психодраматической работе с «засохшей и очерствевшей раной» приходится иметь дело часто и по очень разным поводам – например, когда вдруг оказывается, что без «внутреннего отца» трудно и плохо, а «материала», даже на уровне фантазии, катастрофически не хватает... Или когда речь идет о фигурах учителей, покровителей, хранителей традиций и правил, «отцов-основателей»: в самый, что называется, неподходящий момент этот «ресурсный персонаж» вдруг как зыркнет бесноватым глазом самозванца-оборотня – ишь, размечтались...

Или когда достаточно молодые и успешные люди изо всех сил стараются «стать отцами самим себе», а заодно еще и своим реальным коллегам, студентам, подчиненным – и все эти «дети», включая собственного «внутреннего ребенка», отчаянно сопротивляются: все ты врешь, изображаешь тут надежного и ответственного, а сам того гляди кинешь, покинешь, исчезнешь...

Избежать же этой работы – то есть мучительной встречи с болью утраты, осознавания масштабов разрушений, поиска самых дальних и непрямых ресурсов, терпеливого выращивания «своей правды об отце» – невозможно. Хотя бы потому, что именно призрак отцовской фигуры сказал однажды: «Прощай, прощай и помни обо мне».


Постскриптум


Этот текст написан за два месяца до конференции, на которой я проводила одноименную социодраматическую мастерскую. В ответ на предложение «вспомнить любые исторические, фольклорные, литературные образы российских отцов в XX веке – тех, которые сейчас кажутся важными и заслуживающими подробного рассмотрения» и после социометрического выбора на «линии времени» остались пять персонажей: Николай Второй, Иосиф Виссарионович, – затем в «линии времени» образовался некий пропуск, разрыв – и далее: Папа Дяди Федора (из незабвенного Простоквашина), Волк, Усыновивший Теленка (тоже из мультика) и Гоша (из культового фильма «Москва слезам не верит»). Непридуманных отцов на вторую половину века не нашлось – что, разумеется, не означает их отсутствия в жизни.

И все же...


* Впервые опубликовано в журнале «Психодрама и современная психотерапия», №1–2, 2004.
      • Трифонов Ю. Записки соседа. Цит по: Снегирева Т., Подчиненов А. Сын за отца не отвечает?: Комплекс безотцовщины в советской литературе. / сб. Семейные узы. Модели для сборки, книга 2. – М.: Новое литературное обозрение, 2004. – Стр. 99.
Аватара пользователя
Павел Корниенко
Редактор сайта
Сообщения: 881
Репутация пользователя: 31




Строка для библиографии: Михайлова Е. Безотцовщина. Режим доступа: [https://psihodrama.ru/t504.html]

Вернуться в Статьи по психологии и психотерапии



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0

cron