Николаева Людмила Павловна — окончила факультет психологии МГУ в 1981 году. Место работы — Психологический центр «Река». Международные сертификаты: психодрама и ролевой тренинг — Институт Морено (Германия), «Академия психодрамы» (Швеция), «Центр психодрамы» (Англия), курс Ханы Вайнер по семейной терапии, телесно-ориентированная терапия (мастерская В.Ю.Баскакова). Психодраматическая практика в Москве. |
Интервьюер: Светлана Кравец.
С.К. Люда, как состоялась твоя первая встреча с психодрамой?
Л.Н. Это было начало перестройки. В Москву приехал Йоран Хёгберг. Он давал представление на сцене при огромной аудитории.
Он мне показался очень естественным и спокойным. А что такое психодрама, было непонятно. Дело в том, что тогда в психотерапии, как и вообще в окружающей жизни, появилось множество новых веяний. Все воспринималось, все вдохновляло, и закладывалось в какую-то внутреннюю копилку.
С.К. А почему ты все-таки выбрала именно психодраму?
Л.Н. Еще в 1981 году, когда после университета я работала в клинике неврозов, мне приходилось вести группы общения, и в каком-то смысле, на этих группах я сама изобретала что-то подобное психодраме. Мне кажется, что психодраму как свой жанр я чувствовала с самого начала. Окончательно мой выбор был сделан благодаря случаю. Йоран Хёгберг организовал в Москве первую международную пролонгированную обучающую программу. Ее участниками становились люди из числа членов Ассоциации психологов-практиков, но я сначала в эту группу не попала. В те времена в семейной консультации на Пятницкой, где я работала, собиралась секция психодрамы, которую организовала Лена Лопухина. Участники секции вошли в состав второй международной программы, которой руководила Элла Мей Шарон. Но в связи с тем, что она больше отсутствовала, чем присутствовала, эта вторая группа на неопределенное время была заморожена, в то время как в первой появились места, одно из которых я и заняла.
С.К. Расскажи о каком-нибудь ярком эпизоде твоей психодраматической жизни.
Л.Н. Я думаю, что не я одна вспоминаю об этом эпизоде. В Москву приехала Анна Шутценбергер. Занятия проводились в ноябрьские праздники в библиотеке им. А. Фадеева. Мы работали с темой генеалогических корней. Атмосфера в группе была достаточно тревожная: жутко было осознавать, что большинство не знает своих корней, что в историях предков оказалось так много тайн и белых пятен. И вот, 7 ноября, Анна Семеновна решила сделать на час раньше обеденный перерыв. Она ушла, а у нас в библиотеке ровно через 5 минут после этого прорвало канализацию, и в течении двух часов, до самого окончания перерыва, мы разбирались с этой ситуацией с помощью тряпок, ведер, засученных рукавов. Было такое ощущение, что во всем своем жутком величии, перед нами встала тема, которую наше общество игнорировало. Вот и рвануло! Еще хотелось бы добавить, что с легкой руки Кати Михайловой Анну Семеновну стали величать “пиковой дамой”, которая так и не раскрыла своих секретов.
Есть что вспомнить и из работ других мастеров. Например, из работы Бурмайстера вспоминается символодрама с использованием карт Таро, разыгрывание мифа об Эдипе. Очень ценным оказался опыт супервизии Пола Холмса. Поразило множество степеней свободы в стилистике Эллы Мей Шеарон. На мой взгляд, каждый мастер привносил в психодраму психотерапевтическое видение, принадлежащее к другим направлениям психотерапии. В работе Шутценбергер я замечала вплетение биосинтеза и телесно-ориентированной психотерапии, в работе Бурмайстера сильно звучал юнгианский аккорд, в стилистике Пола Холмса чувствовалась опора на теорию объектных отношений. Из своей практики запомнился непростой опыт ведения психодраматической группы в психиатрической клинике им. Гиляровского, когда возникло много проблем в связи с отсутствием открытого диалога с психиатрами.
С.К. Ты можешь перечислить людей, которых считаешь своими учителями?
Л.Н. Если не ограничиваться исключительно областью психодрамы, то это Борис Григорьевич Кравцов и Вячеслав Полунин, хотя могу сказать, что было чему поучиться как у коллег по международной пролонгированной программе, так и у собственных пациентов.
С.К. Интересно: Кравцов, помнится, говорил о "психодраме абсурда"…
Л.Н. Мне его лекции по психоанализу напоминали магический театр. Чего стоила одна его фляга с непонятным содержимым, с которой он выходил читать свои лекции. Я каждый раз гадала, что же это в ней могло быть.
С.К. Люда, есть ли у тебя ученики?
Л.Н. Я никогда не вела учебные группы, но ко мне иногда обращаются за индивидуальной супервизией.
С.К. По твоим ощущениям, в нашей стране есть психодраматическое сообщество?
Л.Н. На мой взгляд, его существование несколько иллюзорно, не оформлено, размыто, и с этим что-то надо делать, чтобы не было ощущения, что оно есть, и при этом его нет.
С.К. Ты можешь добавить какой-нибудь образ, который бы обрисовывал его состояние сейчас?
Л.Н. Ну, скажем так: дом строили, строили, и, наконец, построили, только в нем никто не живет. Вроде бы и фундамент крепкий положили, и стены на месте, и крыша не едет, но что-то не так с вентиляционной и канализационной системой, они сильно засорены. И грусть поселилась в нем.
С.К. Ты могла бы пофантазировать, что могло бы улучшить положение?
Л.Н. Если брать старшее поколение, то у большинства нет ни сил, ни времени на социальные игры в хорошем смысле этого слова. И, более того, многие из них состоялись как профессионалы вне психодрамы. Наверное, это правильно, когда кто-то из молодого поколения берет на себя ответственность по воссозданию профессионального психодраматического сообщества. Возникает вопрос, в каком направлении действовать. Здорово, что вы задумали собрать эти интервью, потому что это – что-то реальное. Но ясно, что это только начало, а дальше необходимо оживлять психодраматическое пространство. Можно устроить психодраматический карнавал, но проблема в том, кто этим будет заниматься? Если спросить меня, каким может быть мой вклад, то я могу участвовать в творческом процессе, хотя, к сожалению, по организационной части я не сильна.
С.К. Могла бы ты отметить какую-либо специфику отечественной психодрамы по сравнению с зарубежной?
Л.Н. Я не очень хорошо знакома с современной ситуацией, но отлично помню, что во времена занятий по пролонгированной программе наши тренеры отмечали непривычно большое для них присутствие такой темы как насилие над личностью. Для нас вдруг стало очевидно, что то, что нам казалось нормой, на самом деле являлось беспределом: “ручки под щечку” в детском саду во время тихого часа, туалеты в школах, не разделенные кабинками, и так далее. К сожалению, сегодня я не общаюсь с зарубежными коллегами и поэтому не в курсе того, в чем выражается, на их взгляд, наша современная специфика. А чтобы знать их специфику, опять-таки необходимо общение с международным сообществом, которого у меня на сегодняшний день нет.
С.К. Как тебе кажется, существует ли связь между нашим и их сообществом?
Л.Н. Эта связь могла бы быть, но реально она сейчас ограничивается контактами между собой отдельных лиц. В тот момент, когда международное сообщество было открыто и щедро рассылало нам приглашения на конференции, большинство из нас были в ситуации “no money, no English”.
С.К. Люд, какой бы ты вопрос сама себе задала, если бы была на моем месте?
Л.Н. Думая о том, какой бы вопрос я себе задала, я понимаю, что это вопрос о том, где бы мне хотелось работать. Мечта, что ли… Я вижу такой необычный дом – замок или особняк, вроде того, который Юнг построил. Где много воды – есть река, есть лес, есть камни, песок, чтобы работать со стихиями. Мне бы хотелось работать в таком красивом месте. Может быть, в этом особняке есть подвалы странные, чердаки… И я хотела бы, чтобы в этом месте собирались люди, которые в хорошем смысле конкуренты – они заинтересованы в росте друг друга, самого себя… Где очень открытая атмосфера – но не поводу всяких там обстоятельств жизни, а по делу. И мне кажется, что если бы я оказалась когда-нибудь в таком месте, где собирается какое-нибудь сообщество типа "вольных каменщиков", - то я была бы счастлива, потому что мне этого не хватает. Очень угнетает, когда ты должен искать аренду в какой-нибудь школе, где ты зависишь от ключей, от уборщиц, - опять эта вечная тема абъюза – когда психодрама-терапевту уборщица при группе может устроить втык за невынесенную в прошлый раз корзину с мусором. Это наша реальность. Это, наверняка, специфика российской психодрамы. Я вспоминаю, когда я работала на Пятницкой, отдел по вопросам семьи и брака Моссовета, в котором, видать, администрации нечего было делать, проверял наш приход к началу рабочего дня. За опоздание на 2-5 минут тебя вызывали "на ковер" на 40 минут. И пока тебя отчитывают, клиент сидит и ждет. Хочется, чтобы ценности не подменялись. Вот эти отжившие наслоения нам надо ликвидировать. Отстаивать авторитет профессии, простраивать границы. Мне кажется – вот это задача, и каждого лично и сообщества в целом.
С.К. Спасибо большое. И последний вопрос: чем было для тебя это интервью?
Л.Н. Я сейчас удивляюсь себе, что я разогрелась. Мне захотелось что-то оживлять. И если у вас будут какие-то дальнейшие шаги, и вы будете что-то предпринимать, то свистите. Отвечая на вопрос самой себе я сформулировала, в общем-то, задачу…
С.К. И нарисовала образ идеального состояния сообщества, каким его хотелось бы видеть…
Л.Н. Образ получился сказочный. Только знаешь, вот нам кажется сказочным, а где-то такое есть. Вообще-то в мире это принято.